В первом часу ночи, тридцативосьмилетний Джон Хирон вывел автобус со станции в городе Тукумкари (Нью-Мексико). Как и каждую ночь, он должен был отправиться в Амарильо (Техас) и вернуться, покрыв 360 километров. Шел сильный снег, но Хирон, совершивший двести восемь рейсов без единой аварии, полагал, что погода утихнет: сильные бураны в этих краях — явление редкое. Однако, на подъемах дороги ветер нанес сугробы, и Хирон прибыл в Амарильо лишь к четырем, опоздав почти на два часа. Тем не менее, на обратный путь у него еще оставалось достаточно времени.

Выпив кофе и проверив машину, он приготовился к отъезду. По громкоговорителю сообщили о начале посадки. В автобус вошло тринадцать пассажиров, из них четыре женщины; одна держала на руках двухлетнего ребенка. В половине шестого автобус заскользил по пустынным, занесенным снегом улицам, а когда Хирон выехал на шоссе № 66, большинство пассажиров уже дремало.

Снегопад и ветер усиливались. Поскрипывая, автобус шел со скоростью 30 км/час, а иногда и медленнее. Так продолжалось до девяти часов утра.

— Мы начали пробираться по метровым сугробам, — рассказывает Хирон, — но проехать было нельзя. Я решил податься назад; колеса забуксовали, и зад машины занесло на обочину. Мы застряли. Мужчины вышли и попытались было сдвинуть автобус, но он не поддавался.

Сначала водитель и пассажиры не волновались. Они не предполагали, что шоссе № 66 было непроходимо даже для снегоочистительных машин. Не знали они и того, что буран этот будет стоить 30 человеческих жизней.

Чтобы обогреть автобус, Хирон время от времени включал мотор и нагнетал теплый воздух. Задержка в пути не очень удручала путешественников.

Но время шло, и водителя постепенно охватывала тревога. Снегопад продолжался, температура колебалась от 4 до 12 градусов ниже нуля; бензина оставалось всего четверть бака, а без горючего автобус превратился бы в обледеневшую гробницу. Два последних бутерброда берегли для ребенка.

Хирону казалось, что бензин и пищу легче всего достать в небольшом селении Гленрио, в пятнадцати километрах на запад, у границы Техаса и Нью-Мексико.

— Пойду посмотрю, быть может удастся раздобыть горючего и еды, — сказал он пассажирам. — Когда похолодает, пусть кто-нибудь включит мотор, и вы согреетесь.

Водитель исчез в снежной стихии. Одет он был легко: форма, которую он носил круглый год, полуботинки, тонкие носки и перчатки без подкладки. Но не прошел он и двухсот метров, как его правое ухо застыло от пронизывающего ветра. Пришлось вернуться и обмотать голову тряпкой для протирания ветрового стекла. Одна из пассажирок уговорила взять ее свитер, который Хирон с трудом на себя натянул. Отправившись снова в путь, он поднял узкий воротник куртки и прикрыл им нос. Правой рукой он держал воротник, и когда она замерзала, грел ее в кармане брюк, поддерживая воротник левой.

Пока Хирон пробивался через сугробы, из конторы автобусной станции в Амарильо протелефонировали во все городки на маршруте. Как только выяснилось, где застрял автобус, на помощь послали аварийную команду и тягач, но заносы оказались непроходимыми. Вылетел и вертолет, но обледенев, вернулся на аэродром.

К семи часам подул еще более холодный, резкий ветер, и Хирону, уже пять часов боровшемуся с бураном, захотелось передохнуть. Но об отдыхе не могло быть и речи: он замерз бы насмерть.

С наступлением темноты становилось все труднее держаться пути.

— Около девяти часов что-то началось с глазами, — вспоминает он. — Маяк к северу от Гленрио служил мне путеводителем, и вдруг я его потерял из виду. Я никак не мог понять, что произошло, пока, повернув голову, не увидал его левым глазом. Тут я понял, что ослеп на правый. Приложив к глазу руку, я почувствовал под ней кусок льда.

В одиннадцатом часу он увидел левым глазом какие-то светлые пятна. По его расчетам эго был Гленрио. Уже более суток Хирон ничего не ел, но ему хотелось только горячего кофе. Напрягая последние силы, он добрался до первого строения — залитой огнями заправочной станции.


Авт. права: Ридерс дайджест ассосиэйшн, 1966 г.

— Яркий свет ослепил меня, — вспоминает Хирон. — Но я сознавал, что передо мной заправочная станция и что кофе здесь нет. Тут он вспомнил, что приблизительно в двухстах метрах была закусочная. А там — кофе. Почти теряя сознание, Хирон побрел дальше к мерцающим вдали огонькам.

На полпути он упал в сугроб. Пытаясь освободить руки и подняться, снова рухнул в снег. Не хватало сил позвать кого-нибудь на помощь. Мысли беспорядочно метались. Попробовал свистнуть, но губы не слушались. Набрав воздуха, он сквозь зубы издал свистящий звук. Не ощущая больше ни холода, ни боли, прислушался. Ответа не последовало. Медленно набирая воздух, ему удалось свистнуть еще два раза.

Какой-то молодой человек, сидевший за чашкой кофе в закусочной, услышал свист. Отворив дверь, он стал всматриваться в снежное пространство. Ничего не было видно.

— Нужна помощь? — крикнул он в темноту.

— Да, — прохрипел Хирон. — Идти не могу …

— Говори, продолжай говорить, я сейчас подойду.

Последние силы оставили Хирона. Молодой человек позвал двух водителей, и они втроем втащили Хирона в помещение заправочной станции Джо Браунли.

— Хирон походил на мертвеца, — рассказывал потом Браунли. — Лицо его посинело, глаза заплыли, губы опухли. Я в жизни не видел ничего подобного.

Было четверть двенадцатого: Хирон боролся с вьюгой около девяти часов, пройдя от автобуса до Гленрио почти 19 километров. Он был обморожен, изнурен и обессилен. Его так трясло, что он не мог вымолвить ни слова.

— Однако, придя в себя, — рассказывает один из очевидцев, — он сообщил нам о пассажирах и ребенке. Даже такой шок не лишил его способности ясно мыслить. Точно описав местонахождение автобуса, Хирон сообщил, сколько там пассажиров, как долго они просидели без пищи и сколько горючего оставалось в баке.

Пока отхаживали Хирона, Браунли приготовил машину с приводом на все четыре колеса, надел цепи на шины, и, захватив с собой бутерброды, одеяла, горючее, стал пробиваться по шоссе № 66 — где прямо по сугробам, где объезжая их. Он добрался до застрявших пассажиров в два часа ночи. Горючее в автобусе подходило к концу, но мотор еще работал и холодно не было.

Врач, позднее осмотревший всех пассажиров, не обнаружил ничего кроме легкого насморка у одного из них.

Хирон быстро поправился. Пролежав в больнице 4 дня и отдохнув дома 6 дней, он возобновил ночные рейсы между Тукумкари и Амарильо. Один из его приятелей, глядя как Хирон садился за руль, спросил его, не хочет ли он после такого ужасного происшествия переменить профессию.

Хирон с удивлением посмотрел на него.

— О, нет, — я люблю свое дело.