Слева: Лилии, любимые цветы художника, о Грамерси-паркс; на заднем плане — эстакада надземной железной дороги. Внизу: Буксиры вспенивают воду, и кажется, что брызги вот-вот обдадут подошедшего слишком близко любителя живописи.

Хотя Людвиг Бемельманс, американский художник и писатель, получил прозвище эльфа-эпикурейца, однако на эфирное создание он мало похож. Совсем напротив, он человек с изысканными манерами и с фигурой, свидетельствующей о любви к хорошей жизни. Действительно, в хорошей жизни он знает толк, умеет и наслаждаться ею, и петь ей дифирамбы. Одному писателю пришло в голову выражение, которое удачно характеризует как преданность Бемельманса радостям земной жизни, так и его игривое отношение к ним: он назвал Бемельманса «упитанным эльфом».

Любая книга Бемельманса — он пишет для взрослых и для детей — это букет красок, вкусов и ароматов, радующих все чувства читателя. Он с поэтическим упоением воспевает австрийские вина, французскую кухню и глубокую синеву Карибского моря. Картины его пульсируют живыми, радостными красками.

Недавно в Музее города Нью-Йорка была устроена выставка его картин под общим названием «Нью-Йорк Бемельманса». Художнику удалось передать ритм и атмосферу жизни города, его размах и жизнерадостность, кумачовые тона шныряющих по гавани буксиров и зелень городских скверов. Величественные сооружения из стали и камня контрастно сочетаются на холстах с жанровыми сценками: за тележкой цветочницы вырисовываются контуры мостов, женщина кормит голубей перед вздымающимися в небо стенами домов, а здание ратуши служит великолепным фоном для лотка колбасника. Вид из окна студии на памятник наполовину закрыт стоящим на подоконнике вазоном с лилиями.

— Мне захотелось писать картины Нью-Йорка, — поясняет Бемельманс, — как только я впервые увидел его, приехав на Рождество 1915 года в Америку. Но прошло более сорока лет, прежде чем я приступил к делу. Почему я так долго ждал? Очень просто: боялся. Меня подавляла эта громадина. Легко писать Париж, распадающийся на тысячи виньеток. Но когда дело доходило до Манхаттана, я всегда стремился отгородиться от темы щитом. Я изображал крошечный Бруклинский мост на заднем плане, а на переднем — огромную хризантему. Небоскреб «Эмпайр стейт билдинг» на моей картине чуть ли не весь прятался за головой водителя автобуса на Пятом авеню …

В зимнюю стужу, надев перчатки, Бемельманс зарисовывает панораму крыш Парижа.

Приближаясь на самолете к Нью-Йорку, художник увидел ковер огней и запечатлел его на полотне.

Но однажды я забрел в Грамерси-парк и увидел рисующего мальчика. Он рисовал для собственного удовольствия, ради забавы, как бы играя. Вот тут-то я и понял, в чем секрет.

Бемельманс любит все делать для собственного удовольствия. «Я учусь только с помощью моих чувств, — говорит он, — но мне мешает привычка потворствовать своим прихотям».

Его привычка потворствовать себе и склонность проказничать действительно не знают границ. Пользующаяся доверием газета «Крисчен сайенс монитор» сообщила однажды, что Бемельманс ни с того ни с сего купил себе корову, решив, что у нее «исключительно симпатичная морда», хотя он жил тогда в городской квартире и держать животное было негде.

Прежде чем обратиться в живописи к Нью-Йорку, Бемельманс увлекся миром отелей, ресторанов и яхт. Он любит шумные приемы, знаменитостей, съезды и разъезды, и ему удалось создать особый мир, новую страну, прозванную поклонниками и критиками «Бемельманией».

«В Бемельмании, — писал Лео Рогов в журнале «Сатердэй ревью», — все только и делают, что едят и пьют … Торжественный обряд замаривания червячка помогают совершать строгие официанты, преисполненные чувства собственного достоинства. Это чувство у них ничуть не преувеличено: официант в Бемельмании по рангу равен члену парламента менее цивилизованных стран, метрдотеля же можно сравнить лишь с премьер-министром». Далее критик говорит, что Бемельманс «живет в им самим созданном окружении, в зачарованной стране, где все анекдоты кончаются удивительно остроумно, все здания кренятся на бок и даже маленькая девочка способна обратить в бегство танковую дивизию».

Роль немногих злодеев в этом приятном крае исполняют мелкие чиновники, «в порыве бюрократизма ущемляющие права добропорядочных людей и собак, а также богачи, по уши влюбленные в свое положение и в свое богатство».

Особенно Бемельманс любит детей — детей всех стран, как наглядно свидетельствуют рождественские поздравительные карточки, выполненные по его рисункам для Детского фонда Организации Объединенных Наций. Дети отвечают ему полной взаимностью. Юные читатели приходят в восторг и от иллюстраций и от прозы Бемельманса. Он обладает удивительным даром находить в простоте детского мира глубину и сложность. Его рассказы для малышей полны нежности, но никогда не грешат сентиментальностью. Полные невероятных положений, они беззлобно высмеивают напыщенную серьезность. Его «Спасение Маделин» было удостоено в 1954 году премии Кальдекотта как лучшая американская книга для детей за этот год. «Папа, милый папочка» содержит иллюстрированное описание забавных приключений маленькой американки и ее собаки, путешествующих по Европе. Свою первую книгу для детей «Ханси» Бемельманс выпустил в 1934 году. Эта книга с описанием его детства в австрийском Тироле, обычно зачитанная до дыр, занимает почетное место на полках детских библиотек.

— В Нью-Йорке я жил в Грамерси-парке и ужасно тосковал по родине, — рассказывает Бемельманс об истории написания «Ханси». — Поэтому я нарисовал сценку из тирольской жизни на шторе. Когда мне становилось грустно, я опускал ее, смотрел на картину, и мне становилось легче. Однажды ко мне забрела знакомая, по профессии редактор, и увидела мое произведение. Она посоветовала мне написать на эту тему книжку для детей.

Мир ресторанов и отелей начал рано играть важную роль в жизни Бемельманса: он родился в гостинице. «Метрдотель нянчил меня, а шеф-повар варил мне кашу», — уверяет он. Родным его принадлежало несколько гостиниц в Тироле, и Бемельманс с пеленок рос гражданином мира, вращаясь в «немыслимом конгломерате» людей всех национальностей и состояний. Он полюбил заманчивую и загадочную жизнь путешествующих. Сейчас он говорит о себе, что «входит в отель, словно актер в театр». Он уверяет, что в гостиницах люди всегда отлично ладят друг с другом — вероятно потому, что приезжают туда в праздничном настроении. Увлечение писателя странствующей публикой нашло отражение в его книгах. Местом действия обычно служат отели и рестораны, поезда и пароходы.

У Бемельманса есть и личный опыт в деле содержания гостиниц. В его последней книге «Моя жизнь в искусстве» с большим юмором рассказывается, как Бемельманс стал хозяином бара на Рю Коломб в Париже. Под бар он приспособил историческое здание, снятое им в аренду с помощью пожилого бродяги, которому он подарил зимнее пальто: Бемельманс отличается странными знакомствами. Он был также совладельцем гостиницы в Данбери (Коннектикут) и отеля в Тироле.

— Каждому хочется жить по-королевски, — философски замечает Бемельманс, — но в наш век эту роскошь могут позволить себе только владельцы гостиниц. Становитесь хозяином гостиницы: человечество будет вас любить, служащие — чтить, как патриарха, а вы этаким добрым дядюшкой будете расточать направо и налево благодеяния и щедроты. А кроме того, вам никогда не придется грустить в одиночестве. Идеальная жизнь!

Бемельмансу не всегда жилось легко. Родился он 27 апреля 1898 года в предгорьях Альп, в австрийском городке Меране. Родители его резко отличались друг от друга не только по происхождению, но и по воспитанию. Отец его, бельгиец Ламберт Бемельманс, был художником, романтиком и человеком расточительным. Мать Франсес Фишер — дочь баварского пивовара и племянница богатых владельцев гостиниц, людей бережливых и практичных. Вероятно, несходство характеров и послужило причиной семейного разлада. Когда Людвиг был еще ребенком, отец убежал с гувернанткой. После развода родителей Людвига отправили в Регенсбург к дедушке-пивовару. Старик терпеть не мог художников и вечно брюзжал, что это люди ненадежные и безответственные, которым ни за что в жизни не купить себе дома, — аргумент, по его мнению, решающий. Он не одобрял желания Людвига заниматься рисованием, мальчик же ничему другому учиться не хотел. Людвиг поступил в королевское реальное училище, но томился там и занимался из рук вон плохо. В конце концов за вечные проказы его выставили из школы.

После позорного провала на поприще наук Людвига отправили в Тироль, в гостиницу к дядюшке для обучения ресторанному делу. Но и здесь его подстерегали неприятности (он даже умудрился завязать драку с официантом). У родных лопнуло терпение, и Людвигу предложили либо поступить в исправительную школу (немецкое учебное заведение, находившееся на корабле, которое с помощью линьков готовило моряков торгового флота), либо уехать в Соединенные Штаты. Шестнадцатилетний юноша избрал второе и в декабре 1914 года отправился в Америку на пароходе «Роттердам».

Людвиг устроился служащим в нью-йоркский отель «Астор», но оттуда его поторопились уволить, не дав перебить всю посуду. Он перекочевал в отель «Макалпин», но и там продержался недолго. Рассказывают, что его изгнали после того, как он утром появился на работу в разных ботинках — белом и желтом. Тогда он перешел в следующую гостиницу (вероятно, это был отель «Ритц», впоследствии увековеченный Бемельмансом в книгах «Отель Сплендид» и «Отель Бемельманс»). Здесь добродушный управляющий, которого забавляла живость Людвига, смотрел на его проделки сквозь пальцы. Юноше жилось неплохо, и он даже мог заниматься живописью в свободное время.

Чудеса Нью-Йорка сочетаются с бытом: за девушкой и вазой с лилиями виднеется мост Куинсборо.

Однажды в отеле остановился французский маршал Жозеф Жоффр, ненадолго приезжавший в Соединенные Штаты во время Первой мировой войны. Людвиг прислуживал маршалу за столом и даже завязал с ним беседу, блеснув, как истый космополит, знанием французского языка.

Военный ореол маршала воспламенил воображение Людвига, и он решил поступить в американскую армию. Военную науку он превзошел настолько успешно, что был послан в офицерскую школу и выпущен младшим лейтенантом. К тому времени Бемельманс принял гражданство США. Со своей обычной наблюдательностью Бемельманс метко подмечал все забавные черточки армейского быта, занося свои наблюдения в дневник. Впоследствии из этих записей родилась вышедшая в 1937 году книга «Моя война с Соединенными Штатами». По мнению критика книга была «наивная и ядовито талантливая, смешная и трогательная».

По окончании войны Бемельманс собирался поступить в художественное училище в Мюнхене, но когда начальник отдела устройства банкетов в отеле «Сплендид» предложил ему место своего помощника, Людвиг согласился. Там он оставался до 1925 года и впоследствии описал этот период в книге «Школа жизни», появившейся в 1938 году.

Приобретенный опыт в сочетании с природной любовью к обильным трапезам и веселой компании побудил Бемельманса самостоятельно вступить на стезю ресторатора. Он сделался совладельцем нью-йоркского кафе «Габсбург-хаус». Здесь он мог свободно удовлетворять свои кулинарные и художественные причуды. Он расписал стены кафе живыми панно, изображавшими открытые окна, клетки с птицами и буйно вьющиеся виноградные лозы. Художественное оформление всем нравилось, но компаньоны Бемельманса протестовали против губительного с коммерческой точки зрения эпикуреизма. Они утверждали, что расходы превышают доход, и в конце концов уговорили Людвига забрать свою долю и выйти из дела.

Вскоре после этого события к Бемельмансу зашла вместе со своей приятельницей Мэй Мас-си, заведующая детским отделом издательства «Викинг пресс». Увидев его расписанную штору, она пришла в восторг и уговорила Бемельманса написать книгу для детей и самому иллюстрировать ее. Так родилась полюбившаяся всем «Ханси». Наконец-то Бемельманс нашел свое призвание. С тех пор из-под его проворного пера безостановочным потоком стали выходить книги. В 1935 году появилась «Золотая корзинка» — повесть о старом официанте. В 1936 году — «Замок номер девять», в 1937 — «Экспресс в Кито» — результат четырехмесячного пребывания в Эквадоре. Книги были восторженно приняты и читателями, и критиками. Рецензии пестрели эпитетами «неожиданно», «очаровательно», «прелестно». Имя Бемельманса замелькало в печати, его статьи и рисунки стали заполнять страницы таких изысканных журналов, как «Нью-йоркер», «Таун энд контри» и «Вог». В 1938 году по предложению издательства «Конде Наст» Бемельманс отправился в Европу собирать материал для своей творческой деятельности.

Бемельманс считает себя в первую очередь художником, и во вторую — писателем. Возможно, первые опыты в литературе на английском языке в самом деле давались ему с трудом, в то время как картины свободно изъяснялись на любом наречии. 

Критик Уит Бэрнетт как-то сказал: «Если Людвиг рисует стул, то можно не сомневаться, что получится самый смешной стул в мире. Иначе он не умеет».

Строго говоря, Бемельманс — художник-самоучка и, по его собственному признанию, раздумывать не любит.

— Искусство в первую очередь зависит от чувства, — говорит он, — чувство же при планомерном обдумывании улетучивается. Если картина продвигается удачно, то она продвигается, как пассажирский поезд, который, весело посвистывая, катится по равнине. Она навсегда входит в жизнь, оглядывается на вас и благодарит…

В книге «Моя жизнь в искусстве», вышедшей в 1958 году, он так говорит о страсти к живописи: «Пока не напишешь картину, чувствуешь, что внутри все пересохло, будто изнемогаешь от голода и жажды. Это, по-моему, чувство врожденное, напоминающее и инстинкт, побуждающий голубя лететь домой, и причину, порождающую листья новой формы и окраски, и стимул, заставляющий идею оформиться в мозгу ученого и мыслителя.

Иллюстрации Бемельманса в книжках для детей напоминают карикатуры: забавные маленькие фигурки важно разгуливают на ножках-спичках, скачут, шалят; вокруг них бегают нелепые зверьки, которые почему-то любят стоять вверх ногами. В рисунках, сопровождающих очерки путешествий, нежно-зеленые и густо-синие тона, по которым разбрызганы желтые солнечные пятна, напоминают Ван-Гога. Лучше всего удаются Бемельмансу тропики: несколько смелых мазков — и перед нами возникает сочная зелень рощ, два-три пятна — и мы видим пальму, бугенвиллею или туземку.

Есть у него и серьезные работы. В книге «Моя жизнь в искусстве» пасмурные пейзажи Франции переданы спокойными розовато-лиловыми тонами и приглушенной зеленью. Зарисовки парков, озер и прибрежных деревушек полны жизни. Критики, писавшие о Нью-йоркской выставке, хвалебно отмечали «землистость коричневых и надзвездность синих тонов». Один репортер спросил Бемельманса, правда ли, что техасская богачка предложила ему за картину акции нефтедобывающего предприятия.

— Представьте себе, — с тонкой усмешкой ответил он, — решила поменять нефть на масло!

Бемельманс с успехом пробовал силы и в портретной живописи. Ехидные контуры его портретов напоминают Тулуз-Лотрека. Впрочем, как писатель, он тоже любит прибегать к карикатуре. Вот как он изображает жеманную толстуху: «… словно поставили друг на друга несколько мягких пуфов, набросили на них бархатный чехол и покатили на колесиках». Или другое описание: «Когда он шел по улице, казалось, что его шляпа плывет в воздухе по прямой линии, а он бежит под ней так, что туловище со свисающим животом все время опережает шляпу, ноги же, как ни семенят, не могут за ней угнаться».

Книга «Папа, милый папочка» составлена из очерков, написанных Бемельмансом во время путешествия и в свое время печатавшихся в американских журналах в качестве корреспонденций. Он показывает чисто по-бемельмансовски Рим и Капри, Везувий и Голубой грот. В этих очерках колоритные личности фигурируют на еще более колоритном фоне; автор чередует рассказы об их похождениях с описанием местных блюд и вин. 

Рогов так отозвался об этой книге в «Сатердэй ревью»: «… тут и там мы встречаем сочные рассказы с налетом тонкой иронии — отличительный признак Бемельмании… Вот Венделин, австрийский кафешантанный певец, потерявший состояние, но не пожелавший уволить мажордома (у того есть родственники в Америке и, получая от них посылки, он иногда делится продуктами с хозяином». К своей писательской деятельности Бемельманс относится с усмешкой постороннего.

— Беда в том, — говорит он, — что, садясь за работу, я всякий раз намереваюсь написать едкую сатиру на социальный строй. Однако мне глубоко симпатичны мелкие мошенники. Не успею написать и половину книги, как смотришь — я уже влюбился в моих героев. Очевидно, я неспособен ненавидеть людей, о которых пишу.

Изданная в 1939 году книга «Маделин» (пожалуй, самое известное произведение Бемельманса) рифмованными строфами рассказывает о похождениях девочки в парижской школе. В «Маделин» помещены изумительные цветные репродукции зарисовок уголков Парижа, но совершенно отсутствует, как беззаботно признается Бе-мельманс, нравоучительная сторона. Книга имела такой успех, что Бемельманс написал продолжение, а потом еще несколько очерков о Маделин.

Закоренелый голубятник гоняет своих назойливых питомцев вблизи Бруклинского моста в Нью-Йорке.

Если говорить о семье писателя, то прежде всего нужно отметить ее подвижность: Бемельмансы живут где-то между Нью-Йорком, Парижем, несколькими гостиницами и пароходами. Людвиг, его красавица-жена и дочь Барбара своеобразно обставили нью-йоркскую квартиру, украсив ее картинами Бемельманса и собранными за время путешествий сувенирами. Иногда Бемельманс рисует на стенах комнат панно. На особенно удачные он навешивает пустые рамы. Непременные члены семьи — две собаки. Жена Бемельманса — урожденная Маделин Фрейнд — дочь состоятельного банкира. Студия художника находится на Грамерси-сквер. В просторном залитом солнцем помещении на полу лежит шкура зебры, мольберты заставлены картинами, повсюду вазоны с лилиями и оловянные солдатики. Любимый цветок художника — лилия, любимый цвет — зеленый.

Бемельманс любит свои детские рассказы и в этом секрет их очарования. Он пишет только о том, что его интересует. Иногда он проверяет качество рассказов, читая свои произведения дочери, «и чем хуже книга написана, — уверяет отец, — тем она ей больше нравится». ▼