Мир вечно нов — а при стремительных темпах наших дней он меняется с неслыханной прежде быстротой. Никогда мир так не нуждался в гибких, пытливых умах, способных идти в ногу с новейшими открытиями и с сопутствующими им переменами в окружающей обстановке. Странам, стремящимся к дальнейшему росту, необходимо создавать условия, наиболее благоприятствующие интеллектуальному прогрессу во всех областях. Нестись на всех парах в одном направлении и плестись шагом в другом —для них недоступная роскошь. Страна не может удовлетвориться, например, выпуском блестящих генетиков, если она отстает в области общественных наук или в изыскании новых источников энергии. Умственная жизнь должна развиваться во всех направлениях, без устали разведывать все затемненные участки знания.

Как же удалось Америке создать атмосферу, способствовавшую ее широкому и всестороннему развитию? Отчасти это произошло почти случайно, было унаследовано от первых поселенцев: каждый американец должен был упорно работать, изощрять свою изобретательность, полагаться на собственные силы, применять все оказавшееся пригодным и отбрасывать бесполезные плоды кабинетных теорий. Конечно, и в Америке были свои мечтатели, но даже они считали необходимым связывать теорию с практикой. Торо сказал однажды: «Если вы строите замки в воздухе, труд ваш не пропадет даром. Там им и место — только подведите под них фундамент». Именно такое отношение к делу помогло Америке двигаться вперед и в науке, и в других областях умственной жизни, и в более практической сфере промышленного производства. Заявление Генри Форда: «Я дам автомобиль широким массам» — было воздушным замком до тех пор, пока его промышленный гений не подвел под этот замок солидный фундамент в виде конвейера и массового производства. Как и всегда, испытание было в данном случае чисто прагматическим: мерилом служили не мрачные предсказания современников, а применимость нового метода на практике.

Интеллектуальная жизнь Америки издавна обогащалась разнообразнейшими идеями и культурами, которые приносили эмигранты со всех концов земли. Американец с юных лет привыкает к мысли, что если он изобрел, скажем, наилучший способ выращивания кукурузы — или управления государством, — то у его соседа могут появиться на этот счет другие идеи, которые, пожалуй, окажутся столь же хороши, а то и лучше. В результате скопления множества различных идей, ни одна из них не представляется всеобъемлющей или пригодной на вечные времена. Потому-то американец научился относиться критически даже к собственным замыслам. Так признание многообразия и изменчивости стало органическим свойством американского мышления, препятствуя окостенению во всех областях умственной деятельности. Один из выдающихся американцев, покойный член Верховного Суда США Оливер Уэнделл Холмс, однажды выразил эту мысль следующими словами: «… Когда люди поймут, что многие воинствующие верования не выдержали испытания временем, они, возможно, уверуют — больше, чем они верят в этические нормы своего поведения, — в то, что конечных идеалов добра легче достигнуть свободным обменом мыслей, что лучшим мерилом истины является способность идеи восторжествовать в результате открытого соревнования и что истина — единственный фундамент для верного и безопасного осуществления человеческих стремлений».

Если охарактеризованные выше качества вошли в духовное наследие Америки естественным путем, то понятие свободы, вплетенное в каждый аспект американского быта и мышления, было следствием длительной борьбы за независимость. Поэтому общеизвестное выражение «страна свободных» отнюдь не является пустой фразой: смысл ее пронизывает всю повседневную жизнь. Дома и в школе, на фабриках и фермах, среди артистов, музыкантов и писателей, в научно-исследовательских центрах университетов и промышленных предприятий, в правительственных учреждениях — везде и всюду американский ум проверяет каждую область деятельности, задавая себе вопрос: «А не ограничит ли это мою или моего соседа свободу мысли или действия?» Ибо свобода, больше чем что-либо другое в жизни общества, необходима для обогащения мысли, и потому ее надо беречь и охранять вечно.

Такой интеллектуальный климат придал определенный характер американскому мышлению. От него ждут не просто идей, но идей, способных послужить на благо человечеству. И больше всего уважают и поощряют в их поисках истины тех мыслителей, которые проявляют глубокое сочувствие к человеку и к его повседневным нуждам. Альберта Эйнштейна признают одним из величайших американцев потому, что он не только глубоко проник в тайны мироздания, но и близко принимал к сердцу судьбы людей в окружающем мире.

В соответствии со сказанным, журнал «Америка» посвящает последнюю серию статей под общим заглавием «Пути прогресса» теме «Интеллект на службе человечества». Касаясь некоторых в наше время весьма актуальных идей и их носителей, мы пытаемся здесь сплести воедино главные нити американской культуры: ее прагматизм, ее многообразие, ее свободу, ее заботу о благосостоянии человечества. Именно эти ее качества владеют жизнью и думами ученых и историков, мыслителей и общественных деятелей, не ослепляя их нелепыми ортодоксальными догмами, не отводя их в сторону от найденных истин.

Более ста лет назад философ Ральф Уолдо Эмерсон уловил характерные особенности американской умственной жизни; слова его не потеряли своей свежести и сегодня: «В природе ново каждое мгновение; прошлое всегда поглощается временем и забвением; только грядущее священно. Ничто не прочно, кроме самой жизни, перехода в новое, деятельного и ищущего духа . . . Людям хотелось бы остановиться, осесть; но лишь пока они не осели, есть еще для них надежда».