ОБЩЕСТВЕННЫЕ НАУКИ В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА
Ни одна область исследований не связана так тесно с вопросом об улучшении жизненных условий, как общественные науки. С помощью эмпирических методов исследования они как в зеркале отражают лицо общества и создают для нею возможность самонаблюдения и самосовершенствования. Даниэл Лернер, профессор социологии в Массачусетском технологическом институте и автор ряда книг, разбирает здесь вопрос о том, при каком общественном строе социальные науки достигают наивысшею развития и каким образом они служат делу демократического прогресса и общественного благосостояния.
За последние десятилетия науки об обществе заняли весьма выдающееся положение в Западном мире. Социологи, наблюдатели политической жизни, антропологи, экономисты —представители всех социальных наук — неустанно, стремительно и в целом весьма успешно завоевывают ту область знаний, которая ранее считалась доступной только мудрецам. Особенно заметен этот процесс в Северной Америке и в Западной Европе. Можно, по-видимому, сказать, что чем динамичнее общество, тем большего развития достигают в нем новые отрасли общественных наук.
Задавшись вопросом, почему это происходит, мы должны будем припомнить историческую связь социальных наук со сдвигами в обществе и с демократией как политической и общественной системой. Уяснив себе эту связь, мы поймем, что социальные науки в своем происхождении и развитии неотделимы от нового подхода к человеку и обществу. Этот новый подход требует систематического изучения явлений, которые раньше не были предметом строгого эмпирического исследования. Общественные науки развивались именно в этом направлении и шли по совершенно новому пути, пользуясь при изучении общества методом научного наблюдения.
Социологу поведение человека не кажется вечной загадкой; в его глазах это только явление, покамест еще недостаточно изученное. Ничто в человеке не представляется непостижимым, все подлежит исследованию. Поэтому в течение последних ста лет, — начиная с систематического изучения французским статистиком Ле Пле бюджета европейских рабочих и кончая произведенным Кинси интимным обследованием половой жизни в Америке, — социальные науки непрерывно игнорировали, обходили и ломали установленные рамки и табу, стремясь утвердить свое право на исследование всех заслуживающих изучения сторон человеческого поведения.
Социальные науки отмежевываются от всех идеологий и не позволяют ни одному предвзятому суждению становиться на пути, по которому они движутся при изучении общества. В основе своей они имеют дело с человеческими ценностями — с тем, к чему человек стремится, — и с общественными учреждениями — с тем, что он получает. Эти ценности и эти учреждения непрерывно менялись в ходе истории с тех пор, как человек освободился от связи с землей и приобрел подвижность не только в физическом, но и в социальном и психологическом планах. Люди, менявшие места жительства, находили уместным изменить также свое положение в обществе и свою индивидуальность. Сын переставал быть только тенью отца. У него появлялись «идеи» о том, чего он хочет от жизни и как он собирается добиться желаемого. Эти идеи обычно выходили далеко за рамки традиционных концепций отца. Признание происшедших перемен основывалось на новоприобретенном убеждении в том, что люди — разумные существа, способные, не нуждаясь в принуждении со стороны «высших властей» — духовных или светских, — построить достойное человека и продуктивное общество. Это убеждение, на котором покоится социальная демократия Западного мира, возникло как следствие, а затем стало одной из причин
процесса изменения общества, который вырвался наружу в Американской и Французской революциях.
Социальные науки развивались главным образом как метод наблюдения, оценки и устранения тех трений и напряжений, которые возникали в модернизирующемся обществе в результате изменения его институтов и увеличения подвижности каждого человека. Отличительной чертой ранее существовавших социальных систем, нередко навязанных обществу чуждой ему властью, было чувство уверенности и преемственности. В современной жизни его место заняло чувство личной свободы, всемерное расширение автономной сферы личной жизни. Человек постоянно сталкивается с необходимостью сделать свободный выбор. В эти минуты, полные мучительных сомнений, науки об обществе пытаются прийти ему на помощь и заменить собой традиции, служившие в прошлом путеводной нитью. И естественно, что в силу своей природы науки эти полнее всего развивались в обществах, переживающих динамические сдвиги при демократическом строе. Поэтому для понимания роли социальных наук в современной жизни полезно взглянуть на них в исторической перспективе.
Общественные науки и динамичность общества
Каждое общество вырабатывает некоторый метод самонаблюдения для регистрации и в конечном счете для регулирования своих действий. Запись прошлого служит руководством при принятии и пересмотре решений в настоящем — следовательно, самонаблюдение ведет к преемственности в общественном строе. А так как общества различным образом себя организуют, то различны и сведения, которые каждое общество собирает о себе самом.
Многие племена вели генеалогические записи: это помогало соблюдать запреты, наложенные законами племени на кровосмесительные браки. В монархических государствах, проникнутых благоговением перед прошлым и родственным ему культом предков, особое внимание уделялось официальным хронологическим записям. Современное индустриальное общество хранит собранные путем переписей населения и другими способами статистические данные, необходимые ему для всестороннего понимания и регулирования своих многочисленных функций, непрерывно меняющихся учреждений и жизни огромного населения.
Методы самонаблюдения чрезвычайно разнообразны, ибо характер сведений, которые общество собирает о себе, зависит от того, чем оно является и чем оно хочет быть. Кому нужны, например, генеалогии и хронологии в современной Америке, в обществе, члены которого обладают исключительной подвижностью и строят жизнь не на почитании прошлого, а на планировании будущего? Нужно знать не только то, что делали великие люди прошлых столетий, но и то, что будут делать рядовые люди будущих. Отсутствие подобных сведений — т. е. отсутствие «социальной статистики» в стремительно развивающейся стране — затрудняет разумное планирование деятельности отдельных лиц и общества в целом. Купить ли дом или нет, искать ли другую работу или оставаться на прежней и требовать прибавки, поступить ли в техникум или на медицинский факультет, поехать ли в отпуск на Гавайи или в Брюссель — все эти в высшей степени личные вопросы решаются каждым большей частью с оглядкой на поступки «большинства людей». То же справедливо, конечно, и в отношении вопросов, затрагивающих интересы всего общества.
Наука об обществе, в той форме, которою она приняла в наше время, развилась на базе многочисленных наблюдений и размышлений, ибо социальная философия привлекала к себе серьезных мыслителей на протяжении
всей истории Запада. Но только в Европе XIX века принципы изучения общества были перенесены из области умозрительной в эмпирическую. Этот поворотный пункт в истории мысли последовал за изменением социальных институтов, четко определивших лицо современного общества. Мы привыкли видеть в современности продукт исследований, изобретательства, индустриализации, роста городов и секуляризации. Но эта историческая цепь выковалась в результате действий миллионов людей; одни при этом жестоко страдали, другие выигрывали, но постепенно Западный мир принимал знакомый нам облик. Приглядевшись к судьбам отдельных людей в этом процессе, мы яснее поймем, какое значение имеют общественные науки для человека.
Свобода передвижения
Ключ ко всему — подвижность, свобода передвижения. После открытия Америки туда хлынули миллионы людей со всех концов Старого Света. Промышленный переворот передвинул миллионы людей в города, положив начало революционному процессу урбанизации, вскоре распространившемуся на весь мир. По мере того как люди переселялись с полей на фабрики, из крестьянских дворов в городские квартиры, их быт полностью менялся. В деревенской обстановке, где обычаи нерушимо передавались из поколения в поколение, человек рос в замкнутом кругу. Он знал каждого обитателя своей деревни, знал их имена, их дома, их чад и домочадцев, а следовательно знал и их «место» в своем обществе. Его собственное место определялось рождением: он был сыном своего отца. Этот факт предопределял все его первичные (родственные) и вторичные (дружеские) связи, его местопребывание и характер его работы, которую он выполнял теми же способами и теми же инструментами, что и его отец. Ничего большего он не ожидал от жизни и умирал — обычно сравнительно молодым — там же, где родился.
С передвижением в города все это изменилось. Физическая подвижность открыла человеку возможность изменить и свое «место» в мире. В городе сын не был, да и не мог быть, только тенью отца. Ему приходилось «учиться ремеслу», но обычно не у отца, и «поступать на работу» — тоже не к отцу. Ему приходилось уживаться с новыми людьми, которые играли заметную роль в его повседневной жизни, — людьми, которые то и дело поступали на фабрику, где он работал, или покидали ее, въезжали в соседние квартиры и переезжали на другое место, появлялись рядом с ним на улицах и в магазинах. Город был «иным миром», полным новизны и неожиданностей.
Чтобы не потеряться в новой обстановке, человеку нужно было выработать в себе новые качества, новые реакции, короче говоря — приобрести новую индивидуальность. Физическая подвижность, создав условия для возникновения подвижности социальной, требовала теперь и психической подвижности от человека, производя в его понятиях о себе самом и об окружающей среде трудно уловимые, но глубокие перемены.
В этих новых понятиях человек уже не мог считать себя неизменяемой, постоянной и даже непознаваемой величиной. Скорее он выглядел как некая гибкая система своих отношений к миру, все время меняющаяся в соответствии с изменением условий жизни. Эта гибкость совершенно необходима в обстановке современного города, где то и дело приходится встречаться с новыми людьми, выступать в различных ролях, попадать в необычные положения: для этого человек должен обладать расширенным кругом реакций и внутренним контрольным механизмом, который эффективно и быстро их сортирует. Физическая подвижность оборвала прикованность человека к земле, со-
циальная подвижность освободила его от необходимости занимать причитавшееся ему по рождению место в обществе, — а психическая подвижность сбросила с него узы традиций. Этот процесс раскрепощения человека развивался в продолжение долгих столетий, следовавших за средневековьем. Титаническая борьба человека за подвижность и есть история Европы от Возрождения и Реформации до XIX столетия. Борьба эта обеспечила свободу передвижения во всех главных измерениях человеческой жизни.
Необходимость социальной статистики
Таким образом, сто лет назад в Западной Европе общество достигло той стадии, при которой развитие науки об обществе в нашем понимании этого термина стало необходимым. В связи с происшедшим отрывом новых фабричных рабочих и их семейств от деревни, возник целый ряд кардинальных проблем новой эпохи. Сколько должны были зарабатывать на жизнь наличными деньгами люди, лишенные натуральных источников существования, которые обеспечивало им сельское хозяйство? Какая часть заработка составляла прожиточный минимум и каков был остаток, подлежащий обложению налогом? Сколько люди должны были еженедельно откладывать, чтобы оплатить расходы, связанные с неожиданной болезнью, собрать приданое дочери, дать образование сыну? И отдельные люди, и общество в целом во что бы то ни стало должны были получить точные ответы на подобные вопросы. Истоки социальных наук нужно усматривать именно в той готовности, с которой они удовлетворяли нужду современного общества в эмпирических, количественных, облегчающих планирование данных.
Ясно поэтому, какую огромную историческую роль сыграл Фредерик Ле Пле во Франции XIX столетия, посвятив большую часть своей жизни старательному обследованию трехсот с лишним рабочих семей и тщательной обработке и анализу собранных данных. Часть результатов его исследований была опубликована в 1855 году в капитальном шеститомном труде «Les ouvriers europeens» («Европейские рабочие»). В поисках фактов Ле Пле никогда не уподоблялся страусу, прячущему голову в песок: он никогда не упускал из виду важнейших проблем своего времени. Он смело брался за эти проблемы и связанные с ними идеологические течения, уверенно оперируя вескими фактическими. доказательствами. Его исследования обеспечили ему славное место в истории науки об обществе.
В Лондоне журнал «Сатердэй ревью» горячо рекомендовал «тем, на кого возложена забота о благополучии Англии», последовать примеру Ле Пле. На этот призыв откликнулся, в числе других, ливерпульский судовладелец Чарлз Бутс. С большим старанием он собрал и подверг статистическому анализу данные, касавшиеся насущных вопросов жизни рабочего класса в Англии. В конце прошлого столетия вышло в свет его внушительное исследование «Жизнь и труд жителей Лондона», ставившее своей задачей, как он скромно выразился, «установить числовое соотношение между бедностью, нищетой и пороком, с одной стороны, и отсутствием постоянных заработков и относительного благополучия — с другой». Оспаривать утверждение Бутса о наличии четкого «числового соотношения» не приходилось; никаких словесных ухищрений нельзя было противопоставить ошеломляющим картам, на которых красками и штриховкой изображались точное распределение и степени нищеты в Лондоне. Опубликованные им в 1894 году статистические данные о престарелых бедняках привели в 1899 году к пересмотру законов о пенсиях для стариков. Бутсу удалось, в большей степени чем Ле Пле, увязать результаты своих обследований с законодательством
и таким образом сослужить огромную службу делу собирания «эмпирических, количественных, облегчающих планирование данных».
Наука об обществе в Америке
Статистический метод изучения социальных вопросов как нельзя лучше отвечал духу американцев и нуждам их быстро меняющегося общества. Пионеры социального обслуживания с особенным воодушевлением приветствовали развитие статистики в Соединенных Штатах, как видно из «Хулл-хаус мапс энд пэйперс» за 1895 год. Предложенный Бутсом метод непосредственного систематического обследования был усвоен, в начале 1900-х годов, также новой школой журналистов-социологов. Теодор Рузвельт окрестил их «любителями рыться в грязи»; однако то были серьезные и знающие свое дело люди (назовем из них Иду Тарбелл и Линкольна Стеффенса), которые посвятили себя изучению текущей жизни и многим способствовали развитию американской социальной статистики в первые десятилетия нашего века. Немалую поддержку оказали и некоторые писатели, строившие, подобно Эптону Синклеру, свои романы на близком знакомстве с существующими условиями.
Изучение вопроса об эксплуатации рабочих привело к законам о минимальной заработной плате и социальном страховании, а отсюда — к современным формам производственных отношений. Обследование условий жизни городской бедноты привело к ликвидации трущоб и постройке многоквартирных домов, т. е. к реконструкции районов и плановому градостроительству. Разоблачение случаев обмана покупателей привело к законам о контроле над качеством пищевых продуктов, медикаментов и косметических средств, т. е. к урегулированию торговли. Во времена «Нового курса» Президента Ф. Д. Рузвельта правительство, которое в первые годы целиком, казалось, состояло из специалистов по социальным вопросам, сделало методы научного исследования неотъемлемой частью работы государственного аппарата. Так Президент Рузвельт узаконил связь между социологическими исследованиями и социальными мероприятиями — связь, которая в последующие десятилетия развивалась и крепла независимо от того, какая партия стояла у власти. Достаточно известно, какую роль играли социологи в правительстве демократа Вудро Вильсона, особенно в военные годы. Менее известен тот факт, что республиканским правительством Герберта Гувера были проведены два обширных обследования — «Экономические тенденции последних лет» и «Социальные тенденции последних лет».
В сложном урбанизированном и индустриализированном обществе современной Америки социологические исследования стали, независимо от партий, важнейшим орудием внутренней политики. Университеты ежегодно выпускают новые армии обследователей, обученных методам социальных наук и перспективного планирования. Они занимают ответственные посты в деловой жизни, в государственных учреждениях, в многочисленных общественных и социально-бытовых организациях, которые во многом руководят личной и общественной жизнью американцев. Такие добровольные объединения, как Лига промышленной демократии, Лига женщин-избирательниц, Лига семейного планирования, Союз гражданских свобод, Совет по международным делам, Бюро по улучшению деловых навыков и тысячи других обычно возглавляются и обслуживаются людьми, которые при получении высшего образования изучали и науку об обществе.
Растущая армия исследователей-социологов распространила принцип откровенного и всеобъемлющего наблюдения буквально на все
важнейшие стороны современной жизни американцев: труд и богатство, набожность, половой вопрос, досуг и здоровье. Произойти это могло только в обществе, которое дорожит возможностью непрерывного самосовершенствования с помощью самопознания и не считает, что правила социального прогресса установлены раз и навсегда; если бы это было так, эмпирические исследования действительного положения вещей не приносили бы никакой пользы. Недаром социальные науки процветают в демократическом обществе. Их случайные вторжения в частную жизнь никого не беспокоят, потому что они стремятся не искоренять уклоны, но лишь понять причины последних и предложить способы исправления недостатков.
На службе народу: знания для улучшения жизни
В демократиях «воля народа» является законом. Правительство не может навязывать свою волю людям, которыми оно управляет; оно должно руководствоваться желаниями народа, а поэтому должно иметь в своем распоряжении надежные средства для выявления этих желаний. В современном демократическом обществе таким средством служит метод массового наблюдения. Вот почему за последние тридцать лет так широко стал применяться тот вид массового наблюдения, который получил название «обследование мнений».
Связь между политической демократией и обследованием мнений совершенно очевидна в современной Америке, где, пользуясь известной гиперболой де Токвиля, «единственное ограничение — это воля потребителя». После Первой-.мировой войны обследование мнений стало проводиться во всех областях социальных наук. Политические обозреватели опрашивают избирателей, экономисты опрашивают покупателей, работники прессы, кино, радио и телевидения опрашивают читателей, слушателей и зрителей. И при всех опросах используются методы и основные положения «социальной психологии» — новой науки, разработанной совместно социологами и психологами. Для нашего общества данные, помогающие выяснить волю народа, играют столь важную роль, что более половины всех средств, ежегодно расходуемых на социологические исследования всякого рода, проводимые университетами, правительством и деловыми кругами, тратятся на «обследования мнений». Цели этих обследований чрезвычайно разнообразны: определить вкусы покупателей перед выпуском новых автомобилей или новых видов мороженых продуктов; узнать мнение фермеров о том или ином способе сбыта сельскохозяйственных продуктов; выяснить отношение избирателей к какому-либо политическому вопросу местного или общенационального значения; установить, какую форму повышения оплаты в связи с увеличением производительности труда предпочитают рабочие (денежную прибавку, сокращение рабочей недели или дополнительные привилегии).
Главная задача науки об обществе состоит не в том, чтобы руководить человеком вопреки его желаниям, но в том, чтобы увеличить способность человека руководить своей социальной средой. Социальная статистика ничего не говорит нам об отдельном человеке, но многое говорит нам о среде, в которой каждый из нас живет. Сведения о движении населения не ускоряют ни одной смерти, не останавливают ни одного рождения, но они создают прочную базу для учета количества необходимых жилищ, школ, больниц и шоссейных дорог сейчас и в будущем. Сведения об уровне, до какого может дойти безработица, не подрывая экономики страны, никого не лишают работы, но позволяют так планировать налоговое обложение и социальное страхование, чтобы люди, временно
оставшиеся без работы, получали нужное пособие.
Эти примеры показывают, что наука об обществе отнюдь не стремится ограничить личную свободу. Напротив, выясняя существующие разумные возможности, она стремится расширить область свободного выбора. Это особенно ясно доказывает обследование мнений: опрос покупателей, например, делается для того, чтобы выяснить желания потребителя и предоставить ему требуемое.
Что касается изучения вкусов зрителей и слушателей, то проводимые в этой области обследования часто вызывают возражения. Говорят, что опрос публики дает возможность раскрыть личные секреты людей и подвергнуть публику соответствующей «обработке». В действительности происходит обратное. Недаром слышны голоса, утверждающие, что опросы публики (проводимые независимыми организациями и выясняющие, например, сколько человек слушают известную радиопередачу или читают ту или иную статью), дают возможность прессе, кино, телевидению и радио слишком хорошо удовлетворить требования «потребителей», «потакать их вкусам», что эти органы общественного мнения становятся рабами публики, стремясь перещеголять друг друга в популярности. Следовательно, благодаря опросам хозяином положения становится публика.
Те же упреки раздаются и по адресу политических деятелей. Утверждают, что в демократическом обществе избранные являются рабами избирателей, которые правят с помощью избирательных урн. Утверждают, что обследование мнений усугубляет зло, так как благодаря этому методу массового наблюдения правительство всегда знает, к чему сводятся желания избирателей по целому ряду вопросов. Короче говоря, жалобы сводятся к тому, что предвыборные опросы, обследование мнений и тому подобные формы массового наблюдения не дают правительству возможности игнорировать волю народа. Но ведь именно к этому и стремится представительная демократия! Поэтому нужно приветствовать все способы, дающие возможность определить волю народа, «волю управляемых». Собственно говоря, социальная статистика просто следует старой пословице: «хочешь знать, где жмет сапог, — спроси того, кто его носит». Научное обследование и есть систематический опрос всех, кто носит сапоги. Цель обследований — поскорее растянуть все узкие места, а не уговаривать людей, что сапоги сделаны по мерке или что сейчас они жмут именно для того, чтобы лучше сидеть потом.
Будущее социальных наук
Из всего сказанного вытекает, что лишь в демократическом обществе, где мнения и желания людей высказываются свободно и в значительной степени определяют собой курс политики, социальные науки могут полностью выполнять свое назначение. Достаточно только припомнить фашистский и нацистский режимы, чтобы понять, почему справедливо это утверждение. Статистическое обследование, связанное с непосредственным наблюдением и объективной регистрацией действительного положения вещей, является прирожденным врагом всякой идеологии, игнорирующей действительность и подменяющей ее картиной радужного будущего, некоего идеала, к которому нужно привести мир. Относясь с крайним презрением к научной объективности, нацисты утверждали, что по отношению к действительности главным является воля, а не знание. Они изгнали социологические исследования, заменив их пропагандой, и рисовали действительность красками, предписанными господствующей идеологией. Исчезла возможность свободно наблюдать, экспериментировать, применять метод опыта и ошибок, который нередко заставляет демократию казаться медлительной и неуклюжей. Однако четкая оперативность диктатуры на поверку оказывается мнимой величиной, как доказали Муссолини и Гитлер, которые просто не признавались в сделанных ошибках и террором принуждали современников к молчанию. Но ошибки оставались ошибками и в конце концов привели режимы к крушению.
Наука об обществе является неотъемлемым факто-
ром демократического прогресса. Поэтому главному испытанию она подвергнется в малоразвитых в экономическом отношении странах, которые сейчас стремительно модернизируются, но политически все еще колеблются между демократией и деспотизмом. Экономисты уже разрабатывают планы развития народного хозяйства в этих странах. Социологи проводят всесторонние обследования, собирая статистические данные, которые послужат базой для экономического планирования. Государствоведы обсуждают вопросы законодательства и управления, стремясь точно определить и узаконить взаимоотношения между правительством и управляемыми.
Все это исключительно важные, можно сказать насущные, вопросы. И при решении их всякое общество, идущее по пути урбанизации и индустриализации, должно полагаться на социологические обследования, хотя бы в указанных нами пределах. Но лишь после того как будут приняты основные политические решения, выяснится, достигнут ли в этих странах социальные науки своего полного развития, станет ли свободное обследование всех сторон общественной жизни методом самонаблюдения и фактором руководства. Если правители этих стран убоятся запутанной сложности метода согласования своих действий с волей народа и предпочтут ему обманчивую простоту метода принуждения, им понадобятся лишь самые примитивные виды массового наблюдения. Но если они пожелают добиться максимального участия народа в делах государства, то наука об обществе в полном объеме, включая и обследование мнений, вступит в свои права.
Однако, даже в условиях самого жестокого контроля, модернизация общества удивительным и зачастую совершенно непредусмотренным политическими руководителями образом оказывает влияние на людей. Слушая по радио очередные директивы правительства (именуемые «последними известиями»), человек слышит также и культурную речь, отличную от языка окружения, в котором он воспитался, и построенную по совершенно иному канону изложения. Избиратель, принимающий участие в фиктивном плебисците и понимающий, что его бюллетень не имеет особого значения, тем не менее проникается сознанием своей власти и, вероятно, потребует настоящего права голоса скорее, чем человек, никогда вообще не голосовавший.
Статистические обследования могут повысить степень участия каждого отдельного человека в жизни общества и увеличить его долю в решении общественных вопросов. Для этого они должны и впредь добиваться улучшения методов работы в смысле научной ценности и общественной полезности, а также всемерно распространять знания и навыки, необходимые для толкования результатов обследований и приложения их к жизни. Активное участие в жизни общества является, с исторической точки зрения, достижением тех стран, где большинство людей получает образование, читает газеты, исполняет за денежное вознаграждение работу, которую каждый вправе сменить на другую, где они покупают товары на вольном рынке, участвуют в выборах, причем имеют дело с несколькими кандидатами, и свободно высказывают свое мнение по всем вопросам как личного, так и общественного характера.
Необходимым условием незаторможенного развития общественных наук, условием, позволяющим им сделать максимальный вклад в дело народного благосостояния, служит четкое размежевание между учеными, занимающимися приобретением знаний, и представителями власти, функцией которых является управление. Платон в древности советовал отделить философов от правителей — и вся последующая мрачная история долгих столетий господства тирании подтверждает прозорливость этого совета. Когда всемогущий правитель объявляет себя всезнающим мудрецом, за этим неизбежно следует всеобщее порабощение. Именно поэтому ученый-обществовед всегда боролся за право свободно проводить обследования и оглашать результаты работы. Именно поэтому он так ревниво охраняет свою независимость от правительства — даже тогда, когда его труд идет последнему на пользу, помогая властям справляться с обязанностями. ▼
